Эксперименты с «общими валютами», призванными стать альтернативой доллару, ведутся давно, но до сих пор это удалось только одной — евро. Есть ли у платежного средства БРИКС ресурсы достичь успеха и войти в пул мировых резервных валют или оно станет очередным примером демонстрации политических амбиций?

Глава российского МИДа Сергей Лавров анонсировал, что на полях XV саммита БРИКС, который пройдет в августе 2023 года в ЮАР в расширенном составе, стороны обсудят вопрос о собственной международной резервной валюте.

Новой задумку не назовешь: в экспертном сообществе разговоры на эту тему велись еще в связи с глобальным финансовым кризисом 2008 года, но сами члены БРИКС в дискуссии не участвовали.

В 2018 году подобная возможность, пожалуй, впервые предметно обсуждалась в рамках клуба «Валдай». Тогда же возникло рабочее обозначение R или R+ (с учетом возможного пополнения сообщества), поскольку названия денежных единиц всех членов пятерки начинаются на «р»: бразильский реал, российский рубль, индийская рупия, китайский ренминби (официальное обозначение юаня), южноафриканский ранд.

Наконец, во время прошлогоднего XIV форума БРИКС президент РФ Владимир Путин сообщил, что проект уже в стадии проработки (правда, конкретики за заявлением не последовало).

Клуб развивающихся

Тот факт, что именно в 2022 году началось шевеление внутри и вокруг БРИКС, некоторые отечественные эксперты объясняют прошлогодней геополитической поляризацией, триггером для которой послужила военная операция РФ в Украине.

«Причиной возобновления дискурса стала крайне недружелюбная политика западных стран, работающих в долларовой экономике, в отношении не только стран — участниц БРИКС, но и многих других государств, — убежден президент Евразийского бизнес-альянса Андрей Морозов. — То, что сейчас происходит с долларовыми рынками, говорит о необходимости педалировать создание единой валюты БРИКС».

Но речь не только о рисках рецессии в развитых экономиках, которая сейчас выглядит почти неизбежной и так или иначе окажет влияние на все страны мира. Очевидны и другие масштабные угрозы. Так, в январе 2023 года МВФ опубликовал доклад, где говорится о наблюдающейся геоэкономической фрагментации мировой экономики и торговли, которая может привести к провалу производства в мире до уровня в 7% глобального ВВП. Среди причин названа не только СВО, но и последствия пандемии COVID-19. Следствием деглобализации может стать еще большее отставание развивающихся стран от экономик-лидеров, отмечается в документе. При этом отдельные регионы мира могут потерять до 12% ВВП. В перечне уязвимых оказались государства Азии.

Реакция на доклад неоднозначная. Экономист Сергей Алексашенко не исключает, что модель, при которой Китай 40 лет был «всемирной фабрикой», прекратит существование, будут создаваться альтернативные центры на разных континентах — условные американский и китайский блоки.

Такой исход будет «в значительной мере зависеть от позиции официального Пекина», говорит он. Олег Буклемишев, директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ, полагает, что Китаю и США выгоднее договориться, чем и дальше фрагментировать мир. «Знаки уже появились: Пекин аккуратно дистанцируется от российской повестки, не желая раздражать США», — считает экономист.

Мерцающие границы альянса

«До февраля 2022 года никто не понимал значимости БРИКС, альянс воспринимался многими как очередное бесполезное сообщество по типу СНГ», — комментирует Станислав Скопылатов, эксперт ФПГ «ПРОФИТ».

Менее чем за год в него собрались вступать 13 государств Азии, Африки и Латинской Америки. Впрочем, Людмила Симонова, руководитель Центра экономических исследований Института Латинской Америки Российской академии наук (ИЛА РАН), считает, что: «Расширение ядра группы неизбежно внесет в ее ряды раскол в связи с отсутствием четких критериев подбора потенциальных членов. Более перспективным выглядит формат БРИКС+ с приглашением третьих стран к обсуждению ключевых вопросов и возможность постепенного сформирования двухуровневой системы взаимодействия: в рамках ядра БРИКС (5 стран) и в расширенном составе».

Желание искать потенциальные центры силы и сбиваться в стаю перед лицом новых угроз со стороны кандидатов понятно. Но идея параллельно расширяться и запускать масштабный валютный проект в ситуации, когда не вполне ясным является текущий правовой статус альянса, а теперь еще и расплывается его конфигурация, выглядит не слишком реалистичной.

К тому же на момент создания в объединение входили лидеры развивающегося мира. С тех пор многое изменилось в векторах их движения и, соответственно, экономических реалиях. В этой связи возникает множество вопросов. Даже если не обсуждать сложно предсказуемые последствия санкций против РФ в отдаленной перспективе, очевидно торможение локомотива БРИКС — Китая, с которым в прошлом году еще и вступила в жесткий клинч администрация США, пообещав лишить страну доступа к передовым технологиям. Помимо разногласий с американцами по Тайваню и Гонконгу, не снижается и военная напряженность внутри объединения, по оси Китай — Индия из-за Тибета.

Сложно понять, как будут соотноситься условно конвертируемые высокоинфляционные валюты стран типа иранского риала или аргентинского песо и юаня, который с 2015 году включен в валютную корзину МВФ, что дает ему статус резервной валюты. Тем более — представить, что членом валютного союза станет Иран, который находится в черном списке FATF (Financial Action Task Force). Ведь сейчас за неимением иных возможностей и учитывая рост товарооборотов с РФ, Москва и Тегеран всерьез обсуждают идею запустить привязанный к золоту совместный стейблкоин для обхода ограничений.

Вырасти из идеи

Андрей Морозов отмечает, что инициатор создания валюты БРИКС — Россия, где «в текущих экономических условиях возникла реальная потребность в альтернативе доллару». С этим согласна и Людмила Симонова.

Главный макроэкономист УК «Ингосстрах-Инвестиции» Антон Прокудин уверен, что двигателем (как и бенефициаром) реализации идеи должна выступать крупнейшая экономика альянса, то есть официальный Пекин.

Олег Буклемишев придерживается мнения, что «кроме желания хоть как-то ущемить доллар (которое далеко не так присуще остальным участникам объединения, как у нас это пытаются представить)» реальных мотивов для реализации идеи не просматривается.

«Валюта — это в первую очередь экономический феномен. Она „произрастает“ снизу, кристаллизуясь из выгод и удобства для экономических агентов, а не абстрактных политических идей», — поясняет экономист.

Свои доводы Олег Буклемишев подкрепляет отсылом к единственной в мире имеющей хождение полноценной единой валюте — евро: «В Европе так счастливо совпало, что идеологически однородные государства, расположенные рядом и активно торгующие друг с другом, — исторически сложившаяся общность».

Действительно, невзирая на соседство, так и не был реализован проект создания континентального Северо-Американского союза (куда должны были войти «разноуровневые» США, Канада и Мексика) и, соответственно, их общего платежного средства — амеро.

Кому выгодно

«В ситуации с БРИКС непонятно, кому будет удобнее от общей валюты. Мы не торгуем с Бразилией — она далеко. А теория международной торговли гласит: взаимодействие прямо зависит от расстояния доставки товаров. Активная торговля идет, когда страны граничат или между ними короткий путь по морю, — поясняет Олег Буклемишев. — А что касается РФ и Китая, мы решаем все вопросы в двустороннем формате, БРИКС для этого не нужен и даже вреден. Как видно на примере ЕС, поиск компромисса в многосторонних клубах в сложных ситуациях — это огромные издержки».

Не очевидными считает выгоды объединения (даже и в нынешней конфигурации) и независимый эксперт в области инвестиций и финансов Константин Новик. У него не вызывает вопросов только взаимное расположение России, Китая и Индии, для Южной Африки актуальны ограничения. При этом торговые связи между отдельными странами альянса больше, чем можно было бы ожидать, отмечает эксперт.

При сравнении доли БРИКС во внешнеторговом обороте членов за 2017‑й и 11 месяцев 2022 года оказалось, что она составляет: для Бразилии соответственно 24% и 32%, для России — 14% и 21% (статистика за 2021 год), для Индии — 19% и 16%, для Китая — 7% и 9%, для Южной Африки — 20% и 21%.

Доля каждой из стран в торговом обороте внутри блока в те же годы: для Бразилии — 14% и 16%, для России — 16% и 19%, для Индии — 18% и 15%, для Китая — 47% и 43%, для Южной Африки — 5% и 7% соответственно.

«Можно предполагать, что Китай предпочитает диверсифицировать торговые потоки. Инициатива „Один пояс — один путь“ способствует равномерному росту экономических связей Поднебесной с широким набором стран», — комментирует Константин Новик перераспределение показателей в пользу России, Бразилии и в меньшей степени — Южной Африки.

Рост масштабов торгового оборота между странами БРИКС, в абсолютном выражении равный $0,3 трлн в 2017 году и $0,5 трлн за 11 месяцев 2022 года, Константин Новик иллюстрирует показателями ведущей экономики альянса: суммарный внешнеторговый оборот Китая за аналогичные периоды составил $4,1 и $5,8 трлн.

Мертворожденная валюта?

Антон Прокудин уверен, что полноценная валюта БРИКС «не сможет существовать в силу удаленности государств». «Помимо ЕС, единая валюта вводилась в мелких странах-соседях, которым невыгодно поддерживать собственную финансовую систему: франк КФА, восточно-карибский доллар», — напоминает он.

«КФА — валюта французских колоний, у которых исторически сложилось единство в плане франкофонии, культуры и помощи бывшей метрополии; это, скорее, не общая валюта, а использование чужой: франк КФА привязан к евро. Большинство стран в мире в качестве резервной валюты по-прежнему используют доллар США, евро и в меньшей степени — другие денежные единицы, включая китайский юань. При желании можно рассчитываться хоть в биткоине, но никто, кроме Сальвадора, не признает его в качестве официальной валюты», — поясняет Олег Буклемишев.

При этом одновременное проведение единой ДКП в странах с экономиками разного типа может быть губительно для некоторых из них, отмечает Антон Прокудин. «Например, Китаю выгодны низкие цены на сырье, и в такой ситуации инфляция будет низкой. А в России в это время начнется дефицит средств из-за ухода сальдо СТО в отрицательную область. Чтобы его сдержать, надо либо девальвировать рубль, либо сильно повысить ставки (а скорее всего, и то и другое), — поясняет макроэкономист. — Пострадают сырьевые экономики из-за нестабильности их внешнего сектора, который ранее балансировался через изменение валютного курса».

По оптимистичному сценарию макроэкономиста, если зафиксировать курсы Бразилии, РФ, ЮАР на низких уровнях, система сможет прожить пару десятков лет, пока проблемы с ДКП не начнут угрожать ее целостности.

Проект МЕРКОСУР: валютный абSurд

«Я думаю, что в России никто идею создания единой валюты всерьез не рассматривает, включая грамотных чиновников Минфина и ЦБ РФ. Но, конечно, они не скажут это „под камеру“. Когда нет выгоды для экономических субъектов, никаких единых валют не получается, о чем и говорит вся мировая история», — подводит итог Олег Буклемишев. Тот же тезис он адресует и к заявлениям Бразилии и Аргентины о начале работы над общей резервной валютой — sur.

«Sur не отменяет национальные валюты (реал и песо), рассматривается как механизм взаиморасчетов во внешнеторговых операциях. Валюта призвана стимулировать региональную торговлю и защитить финансовые системы крупнейших стран — членов интеграционного объединения МЕРКОСУР от рисков, связанных с расчетами в долларах и евро, — поясняет Людмила Симонова. — Механизм функционирования неясен, разработка и согласование на уровне законодательной и исполнительной властей двух стран потребует нескольких лет. Кроме того, сама инициатива подвергается серьезной критике со стороны бразильских экспертов». Причина: перманентный финансовый, а также острый инфляционный кризис в Аргентине (более 100% в 2022 году) при показателе инфляции в Бразилии в 6%.

В поисках архитектуры R-валюты

Каковы же прогнозные сроки реализации и прочая «конкретика» валютного проекта БРИКС? Управляющий директор рейтинговой службы НРА Сергей Гришунин напоминает, что на создание евро понадобилось более 40 лет: впервые идея была зафиксирована в меморандуме Единого экономического сообщества (ЕЭС) в далеком 1962 году.

В целом в НРА видят в общей валюте БРИКС множество достоинств: она устранит риски, связанные с обменным курсом, с конверсионными операциями, что приведет к более устойчивым финансовым рынкам, конкурентному рефинансированию и паритету цен. Но перспективы там оценивают как крайне долгосрочные: полноценную валюту стран БРИКС удастся запустить только к 2050 году. «Ключевые проблемы, которые необходимо будет решить: выбор эмиссионного центра, обеспечение взаимодействия между центральными банками стран и самое главное — создание своего рода „маастрихтских критериев“ БРИКС», — перечисляет Сергей Гришунин.

Людмила Симонова считает, что на это уйдут «несколько лет», аргументируя тем, что «страны БРИКС, учитывая совокупный размер экономики и рынков союза, имеют коллективную мотивацию для дедолларизации своих международных расчетов».

Она ссылается на позицию Минэкономразвития России, что «созданию альтернативной валюты на основе корзины БРИКС должно предшествовать наращивание доли расчетов в национальных валютах, построение совместной финансовой архитектуры, расширение пула условных валютных резервов альянса, который сейчас существует и тестируется с учетом корзин национальных валют». А курс наднациональной валюты должен быть привязан к курсам национальных валют, полагает Людмила Симонова.

R-валюта или R-корзина?

Большинство экспертов, всерьез обсуждающих проект, придерживаются точки зрения, что расчетное средство объединения никогда не станет аналогом евро, и, вероятнее всего, оно будет цифровым.

Сергей Гришунин не уверен в том, что участники альянса готовы пожертвовать своим финансовым суверенитетом. «Поэтому в ближайшие 30 лет мы вряд ли увидим единую валюту БРИКС, но точно сможем наблюдать корзину валют БРИКС, в которой будет доминировать, предположительно, юань», — объясняет эксперт.

«Вряд ли это будет общепринятая (как в отдельных странах) валюта для ежедневных расходов всех граждан, как, например, евро, — соглашается Дмитрий Гачко, основатель ГК ITGLOBAL. COM. — Создание единой валюты не является чем-то полезным, намного лучше использовать системы образования динамических курсов валют альянсов или государств. Современные технологии, основанные на блокчейне, позволяют выстраивать для этого доверенные решения».

«Не так важно, будет ли валюта цифровой в новомодном понимании: безналичные платежи тоже проводятся в электронном виде. Значение имеют надежность инфраструктуры, простота расчетов между компаниями из разных стран и стабильность курсообразования», — убежден Константин Новик.

Если обратиться к валдайской инициативе 2018 года, R-валюта как раз и была задумана в виде корзины, по аналогии с расчетным средством МВФ — SDR (Special Drawing Rights, она же XDR). Уже тогда предполагалось, что в ее основе будут платежные средства БРИКС+.

«Пекину намного интереснее не создавать наднациональную валюту в рамках БРИКС, а перевести расчеты на китайский юань для продвижения своей денежной единицы на пьедестал главной мировой валюты. Другой вопрос, будет ли это интересно остальным участникам процесса», — комментирует Станислав Скопылатов.

Действительно, вариант, при котором роль платежного средства альянса будет выполнять юань, — сейчас на периферии дискуссии.

Квази-формат по типу SDR

Высока вероятность, что изначально валюта будет создана в таком же квази-формате, как и SDR, как дополнение к расчетам в национальных валютах, говорит Людмила Смирнова. То есть эксперт не исключает, что возможно дальнейшее развитие.

SDR навязана сверху глобальными договоренностями об МВФ, и государства, подписавшие соглашение, используют ее для технических расчетов, это не полноценная валюта, а учетная единица организации и за ее пределами практически не используется, уточняет Олег Буклемишев.

Далеко и до понимания, каковы будут «пропорции» корзины валют. «Значимость отдельных участников неоднозначна. Доля Китая в торговом обороте БРИКС — 43%, вес Индии сокращается, а Россия по итогам года может превысить 20%. Различия сглаживаются, если проект будет реализовываться по принципу „одна страна — один голос“», — считает Константин Новак.

Людмила Симонова считает, что «помимо вклада в товарооборот БРИКС необходимо принимать во внимание другие экономические индикаторы, например скорректировать вес с учетом величины официальных резервов стран БРИКС».

По мнению Андрея Морозова, в итоге получится формат «цифровой валюты для международных взаиморасчетов и резервной валюты в рамках BRICS Pay (аналог SDR), обеспеченной золотом стран — участниц БРИКС». Это снимет вопросы к высокоинфляционным валютам, а юань и любая другая валюта едва ли будет выступать единой резервной валютой, поясняет он. Эксперт прогнозирует завершение проекта уже в 2025 году, приурочивая крах Бреттон-Вудской системы к началу войны США с Китаем и формированию многополярного мира.

Цифровизация золота позволит создать финансовую систему, которая поможет использовать его в качестве обеспечения международных расчетов, уверен Станислав Скопылатов.

Бюрократические барьеры

Разгорелись споры и по поводу эмиссионного центра, и из этой полемики ясно, насколько идея «сырая». Людмила Симонова говорит, что «разработкой инициатив занимаются два финансовых института объединения: New Development Bank (NDB, Новый банк развития БРИКС) — кандидат на роль эмитента, и пул условных валютных резервов БРИКС». О том, что банку предназначена роль «полноценной платформы экономического и финансового сотрудничества стран БРИКС», несколько туманно высказался глава российского Минфина Антон Силуанов.

Людмила Симонова считает, что будет создана единая платежная система BRICS Pаy, «которая связывала бы национальные платежные системы стран-членов с интегрированной облачной платформой для платежей».

«New Development Bank — ни в коем случае не эмиссионный центр. Его задача: на базе сформированного уставного капитала финансировать проекты, как это делает Европейский инвестиционный банк, ЕБРР и прочие институты развития», — убежден Олег Буклемишев. При этом в ЕС действует специально уполномоченный European Central Bank (ЕЦБ).

Экономист уверен, что раздача постов при создании Центробанка БРИКС окажется непростым делом, ссылаясь на уже имеющийся опыт. С этим соглашается и Константин Новик: «Страны с большей долей оборота могут настаивать на назначении своих представителей на ключевые посты».

Многие российские эксперты убеждены, что помимо внутренних противоречий и трудностей БРИКС при реализации проекта ощутит на себе серьезное противодействие и «коллективного Запада», и в первую очередь — США.

«Конкуренты постараются остановить проект, дестабилизировав политическую ситуацию в странах альянса, прежде всего — в Китае. Тайвань — наиболее подходящая болевая точка», — уверен Антон Прокудин.

Эмиссионным центром станет NDB, а значит, расположен он будет в Шанхае, что приведет к обострению тайваньского вопроса в ответ на создание единой резервной валюты, солидарен Андрей Морозов.

США и ЕС будут игнорировать новую валюту, отказываясь принимать ее в качестве расчетного средства, чтобы не саботировать собственные интересы.

На создание валюты БРИКС+ эксперты отводят от оптимистичных трех до реалистичных 30 лет, и никто сейчас не берется прогнозировать, что получится из этой затеи. Сможет ли БРИКС явить, пусть даже спустя десятилетия, реальную альтернативу доллару и евро и удастся ли пройти хотя бы часть пути, не завязнув в собственных противоречиях? Пока эксперты смотрят на это скептически. Но даже если сам процесс создания единой валюты станет для стран-участниц своего рода тимбилдингом, сам факт укрепления отношений между странами БРИКС — не такой уж и плохой результат.

По материалам журнала "Компания"